Наши домыслы, в каком-то смысле, есть отражение сути нашей. А потому не секрет - нам есть, что в себе изжить или исправить. И как бы тяжело или непривычно ни было, нам придется это делать.
Потому как нельзя всегда запаздывать, нельзя всегда отставать, нельзя долго находиться меж двух зол, нельзя, наконец, надеяться на то, что родится Нечто из Ничего или время вылечит. Не зря говорят, поступок человека может стать его привычкой, привычка – характером, а характер – судьбой. Заслушавшись песни «Ах, лучше поздно, чем никогда!», некоторые, возможно, взяли в привычку опаздывать, а пеняя на дураков и дороги оправдывают собственные просчеты и необходимость выбирать из двух зол. Причем, это не столько традиция, сколько домыслы, претендующие на таковую.

К тому же, наши домыслы стали искажать наше представление о нас самих и не позволяют нам определить, «кто» же истинный друг и враг нашего народа. Домыслы отняли нашу зоркость, и мы сделались настолько недальновидными, что не видим очерченную линию аварского горизонта, не  соизмеряем свои силы и возможности, не работаем на историческую перспективу.

Занимаясь растратой силы национального духа на ложных путях, мы позволяли себе быть беспечными по отношению к себе и занимались, по сути, самоедством, самоуничижением и самоуничтожением. При этом, жертвы не обязательно мерить смертями — их можно также измерить никчемными и искалеченными, потерянными и обманутыми судьбами.

Как заметил один философ, «Не так страшно умереть, когда хочется жить - страшно жить, когда хочется умереть». И весь фарс состоит в том, что не малое число людей оказалось перед необходимостью выбирать, что лучше: умереть или погибнуть, а качество жизни мерить лишь качеством смерти! «Тот не герой, кто думает о последствиях», - говорится в изречении, приписываемом Шамилю.

Была пора, когда безрассудство являлось свидетельством героизма и мы, в своей безудержности, успели-таки наломать дров. Сегодня, все уже достигло зрелости и более всего – личность. Нынче от одного мудреца требуется больше, чем в древности от семерых, а в обхождении с одним человеком надобно больше искусства, чем некогда в обхождении с целым народом. Да, мы стали хитрее, умнее, коварнее, но мудрости так и не прибавилось. Ожидание того, что все переменится к лучшему, вовсе не подразумевает, что все переменится к лучшему само собой. Роль личности в истории общеизвестна.

У каждого народа должен быть свой образ героя, лидера, вождя, отца, который является символом зрелости. И для аварского народа все еще остается насущной задача создания национального пантеона, который бы служил одновременно и пантеоном национальной гордости.

Благо, в нашей истории было много ярких личностей, которые жили не щадя собственных сил на то, чтобы сохранить, отстоять, развить чувство собственного достоинства горцев, а это невозможно не вступив на арену мировой истории и исторических преобразований.Авария богата яркими личностями и одним из таких личностей является нуцал Уммахан Великий – собиратель земель аварских,  который, по какому-то злому року, до сих пор остаётся в опале историографической науки.

Вместе с тем, наша история обросла огромным количеством мифов, которые питаются у затхлых вод нашего собственного, аварского кривого зазеркалья. Мы так и не дали определение Кавказу в истории человечества, не нашли точку соприкосновения Аварии и Кавказа c прогрессом человеческой цивилизации, не сумели уберечь наш горский мир от дробления, а продолжаем ютиться в домыслах, которую нам внушали и продолжают внушать извне в надежде на наш неисчерпанный потенциал к распаду.

Нас так долго учили, что «нет пророка в своем отечестве», что мы не готовы уже его признать, даже если бы он у нас появился, и мы вынуждены всегда выбирать меньшее из двух зол. Нам продолжают повторять, что «хорошо там, где нас нет» и уже кажется, что там, где мы есть должно быть непременно плохо.

Однако же, чеченец вам нарисует свою карту Чечни, осетин свою карту Осетии, адыг — своей Адыгеи, а армянин может показать карту Великой Армении от Черного моря и до Каспийского, на которой азербайджанец обозначит границы своего государства и на которой не будет место ни Карабаху, ни самой Армении. Народы Дагестана разрозненно занимаются собственной картографией. Но нам так часто твердили о нашей дикой необузданной страсти к свободе, что мы предпочли понимать свободу как вседозволенность и теперь лишены всякого дозволения даже замышлять о чем-то поистине Великом, а на Священный ЦIор и того хуже оглядываемся с опаской.

Да, мечты о Великом помогают забыть очевидный упадок, но они не способствуют преодолению действительных проблем и оно понятно. Однако тот, кто думает изменить все к лучшему, должен попытаться заглянуть прежде в себя, заглянуть так, как следовало бы заглянуть на днище айсберга дрейфующего в мутных водах Евразии, чем, по сути, и является сегодня Кавказ. Причем, делать это надо будет без страха простыть, без страха быть утопленным или придавленным под тяжестью «всея правды» нашей. В нас есть так много что исправить и прежде всего – домыслы - домыслы о том, что аварский народ не заслуживает того, чтобы стать по-настоящему Великой нацией.

Замкнутый круг, являющийся признаком этнической деградации колоний, определяет ныне судьбу горской культуры. Историческое и национальное беспамятство питает комплекс «национальной неполноценности» и оно органично развивается на фоне превосходства культуры Метрополии над культурой кавказского региона. А надо бы Восточный Кавказ, наконец, превратить из отсталой периферии и территории исторического риска в несущую передовую опору демократии, потому как, и маарулы, и вайнахи умеет делать это не хуже, чем абазы и осетины, но и лучше.

Лачин Лачинов