Получивший на дому мусульманское образование, знающий арабский язык Амиргамза Камилов сообщил нам, в начале 90-х годов, что в его родном селении Сильди имеется исторический по содержанию текст, повествующий о прошлом Ункратля, написанный арабской графикой на аварском языке, то есть на аджаме. Согласно устной традиции сильдинцев, рассказывал А.Камилов, составлен он в первые десятилетия двадцатого столетия сильдинцем Асхабом, – потомком Гунаша, активного участника Кавказской войны, – что вполне вероятно, если учесть наличие там большого количества руссизмов. Позднее этот же Амиргамза Камилов любезно доставил нам названный исторический текст, правда, в собственном переводе с аджама на современную аварскую кириллицу.Интересующий нас текст из Сильди озаглавлен в наличной записи: «История мусульманизации Дагестана» (Дагъистан бусурманлъиялъул история), что не отвечает, однако, его содержанию. Дело в том, что говорится там, в основном об эпохе имама Шамиля и об ункратлинском восстании 1871 г. По этому-то мы и назвали его при первой публикации «Ункратль и ункратлинцы в XIX в.», что вполне обоснованно.
Написано данное историческое сочинение, судя по всему, на базе сильдинских преданий, существовавших десятилетиями в устной форме, но вполне возможно, что с привлечением ещё и какого-то письменного материала, попавшего в руки вышеупомянутого Асхаба. На такую мысль наталкивает нас довольно корявый местами стиль аварского текста сочинения («Ункратль ...»), что получается обычно при переводе с арабского языка, если не подвергать затем переводный текст специальной литературной обработке: Об этом же, кстати, говорят и употреблённые в тексте этого сочинения аварские временные конструкции. Как показал анализ целого ряда конкретных фактов, упоминаемых и подробно излагаемых в разбираемом тексте: в качестве исторического источника он является весьма достоверным, а следовательно - ценным, причем достоверность и ценность его увеличиваются по мере приближения к 1871 г.
Ниже приводится фрагмент рукописи, посвященный непосредственно восстанию 1871 г.
Восстание 1871 г.
После пленения Шамиля царь установил в Дагестане справедливый порядок. Тут, однако, после того, как стало известно, что над народом, находившимся ранее в деснице Шамиля, установилась царская власть, произошло вот что: некий кварелец, а именно князь (гиназ) Чавчавадзе (Чавчавуз), у которого было тяжело на душе - от того, что случилось с его народом в Закавказье из-за действий Шамиля, подал заявление на имя командующего (сардал), пребывающего в Тифлисе. В заявлении этом содержалась просьба, чтобы его, князя Чавчавадзе, направили на службу в Дагестан. Командующий это прошение тогда принял и затем направил подателя его в Ботлих на должность начальника (начаникI).
Князь Чавчавадзе, по прибытию в Ботлих, принялся назначать наибов на территории Андийского округа. При этом, однако, прежде чем назначить кого-либо куда-либо наибом, Чавчавадзе разузнавал по селениям: кто именно является тут богатым человеком и только затем назначал одного из богатеев наибом. Вот в это-то время, при названных обстоятельствах и был назначен на должность наиба Хаджияв Каратинский. (1)
В то время, когда в Андийском округе начальником был князь Чавчавадзе, до наших горцев не доходила [хлопчатобумажная и льняная] ткань, из которой можно было бы шить одежду. По этой причине, кстати, на случай смерти человека в каждом горском доме хранилось тогда грубое домотканое сукно (сугъур), нитки для которого женщины-горянки пряли из шерсти сами. Сукно-это использовали для изготовления саванов. Одежда же, которую носили в то время и мужчины и женщины наших мест, была изготовленной из выделанных овечьих шкур. (2)
Однажды шесть человек из числа наших сильдинцев отправились в Закавказье с намерением продать там домотканое грубое сукно, ибо был слух, что в Закавказье за такое сукно можно получить хорошую цену. Итак, они двинулись тогда в Телави (Тилавур) с мыслью, что если продать там грубое домотканое сукно и купить на полученное с этого [машинную] ткань, то ткани этой будет у них много. Продав, в конце концов, свое сукно, которое было на руках, эти сильдинцы отправились затем назад в горы, но по пути туда они увидели на берегу Алазани дохлого буйвола, застрявшего в речном иле. Кинувшись [из бедности] на эту дохлятину, названные сильдинцы, а было их, как уже говорилось, шесть человек, принялись сдирать шкуру с тех частей буйволиного трупа, которые не ушли в ил, и делать из нее подошвы. Сделали они там для себя кто по две пары, кто по три, и с этой добычей заявились затем в Сильди.
Вышеназванный Хаджияв Каратинский был в то время наибом со ставкой в Гаквари. Так как в селениях [уже] бывали тогда сплетники-доносчики, кто-то из них сообщил наибу Хаджияву, что из числа жителей Сильди такой-то и такой-то [по-воровски] зарезали в Закавказье чужого буйвола. Они-де привезли домой мясо этого буйвола и подошвы на обувь, сделанные из его шкуры. Хаджияв же, по получении данной информации, вызвал к себе в Гаквари тех шестерых сильдинцев, что ходили в Телави продавать сукно, и взыскал с них по двадцать пять рублей в качестве штрафа (иштрап). А в то время, между прочим, за двадцать пять рублей можно было [приобрести] целых две кобылы! (3) Так этого мало показалось наибу Хаджияву.
Он ещё и засадил этих сильдинцев в тюрьму, которая находилась в Ботлихе: то ли на два, то ли на три месяца. По прошествии же названного времени, действуя по приказу князя Чавчавадзе, Хаджияв отправил их - арестованных тогда сильдинцев, - в Хунзах, где просидели они целых шесть месяцев, причём без проведения какого-либо суда (диван-суд) над ними. (4)
В конце концов, окружной начальник, сидевший в Хунзахе, (5) послал письмо князю Чавчавадзе, в котором говорилось: «Что мне делать с этими арестованными сильдинцами? Время, когда можно было бы организовывать суд над ними, уже ведь прошло». В ответ Чавчавадзе прислал на его имя, следующее письмо: «Дай вкусить яд этим сильдинцам, но такой, который убивает человека по прошествии небольшого промежутка времени, а затем отпусти их домой».
Итак, сильдинцы, побывавшие ранее в Телави, двинулись теперь из Хунзаха к себе домой. Уже, однако, по прибытии их в селение Харахи, умер первый из них. Затем, по прибытии в Тлох, умер второй, а по прибытии в Ботлих - третий.
Ботлихский старшина (бегавул) обратился тут к князю Чавчавадзе с такими словами: «Как это, интересно, так получается: из тех сильдинцев-арестантов, что посланы были через наше селение в Хунзах, двое почему-то умерли, а вчера вечером еще один умер, но уже здесь?» Князь Чавчавадзе ответил тут старшине: «А те трое, что пока живы, тоже умрут. Они не дойдут до своего дома». И действительно, трое сильдинцев, остававшихся было в живых, также умерли вскоре, не дойдя до дому.
Благодаря тому, что князь Чавчавадзе проговорился, сказав: «И эти трое сильдинцев также умрут, не дойдя до дому», - люди наши узнали, что отравление их организовал именно он. Среди же тех отравленных тогда сильдинцев оказались: Курамухаммад (Къурамух1аммад) - дядя по линии отца упомянутого выше Деньга-Му-хаммада, одного из знаменосцев в войске имама Шамиля, и Джамалудин - двоюродный брат Сагит-Мухаммада, бывшего ункратлинского наиба. Были в числе отравленных князем, естественно, братья, а также прочие родственники, и других сильдинцев.
Узнав о происшедшем, Деньга-Мухаммад собрал вместе с Сагит-Мухаммадом доверенных лиц из числа сильдинцев, и сказал им: «Насколько я знаю, ещё никто до сих пор не слыхал о чем-либо постыдном, исходившем от кого-либо из сильдинцев; с другой стороны - причиной смерти шести известных вам наших земляков является, в конечном итоге, Хаджияв Каратинский, а поэтому, если его не убить, мы ещё услышим, как станут нас стыдить окружающие». (6)
Была здесь, однако, кроме отравления сильдинцев, и ещё одна сторона - когда Хаджиява Каратинского, который был богатым скотовладельцем, назначили наибом, скот его был переведен на сильдинскую гору Игадах. Он стал-де кормиться на названной горе, причем Хаджияв построил там помещение для своих пастухов, а эти его пастухи стали не допускать скот сильдинцев кормиться с названной горы, пугая их словами: «Вы что, не знаете, что это скот наиба?» Далее, этот Хаджияв построил себе хутор в принадлежащей сильдинцам местности Беда-рохо (Беда-рохьо), посчитав последнюю удобной для зимнего выпаса своего скота.
На названный хутор, расположенный в Беда-рохо, Хаджияв-наиб стал гонять на бесплатную работу всех совершеннолетних [сильдинцев], для чего была установлена им даже специальная очередь; и поныне названная здесь сильдинская местность, где стоял когда-то хутор наиба Хаджиява именуется «Хаджиясул чвадих» (Х1ажиясул ч1вадихъ), что означает «Близ развалин, принадлежавших Хаджияву». Или вот ещё один факт - рядом с названной местностью находится принадлежавшая метрадинцам местность под названием «Талих хечеб бакда» (Tanuxl гьечlеб бакъда). Так вот, наиб Хаджияв установил там в свое время такие же порядки, что и описанные выше. За все это-де и возненавидели сильдинцы каратинского Хаджияв-наиба. (7)
Бывший знаменосец [шариатского] войска Деньга-Мухаммад привел тут к клятве двенадцать человек из числа ближайших родственников (8) тех шестерых сильдинцев, что были изведены ядом, - на том, что они непременно убьют наиба Хаджиява, причем первым в этом ряду он поставил себя. В случае же нарушения клятвы, эти двенадцать сильдинцев брали на себя обязательство расторгнуть брачные узы со своими женами. (9) Следует при этом отметить, что о названной клятве и сути ее не знал в то время никто, кроме упомянутых здесь двенадцати сильдинцев. Эта была тайна!
По прошествии, после всего того, небольшого промежутка времени наиб Хаджияв выехал как-то в Хваршины, имея тут целью объезд [управляемых] селений. Узнав об этом, двенадцать сильдинцев, принесших тайную клятву убить Хаджиява, двинулись вслед за ним по направлению к упомянутому селению - в сторону Хваршины. Так же, как и сильдинцы, поступили тогда метрадинцы и хушетцы (хушат) - они прибыли в Хваршины и сделали это по той причине, что каратинский Хаджияв-наиб и в Метрада, и в селении Хушет совершил насилия и подлые делишки, подобные тем, что творил он по отношению к сильдинцам. (10)
Рано поутру Деньга-Мухаммад, прибывший в Хваршины, отдал приказ своим сообщникам: «Окружайте дом, в котором находится наиб Хаджияв», - и те [сильдинцы, метрадинцы и хушетцы] окружили его. В доме же том находилось тогда четыре человека -сам наиб Хаджияв Каратинский, два его нукера и писарь (писар) по имени Дибир - сын Исы (Исач Дибир // Г1исал...) из селения Саситль. (11) Как только рассвело, эти четверо узнали, что они окружены. Первым делом они заперли тут дверь изнутри.
Хаджияв Каратинский, находясь внутри дома, в окружении [сильдинцев, метрадинцев и хушетцев], говорил-де своим нукерам и писарю, которые были там вместе с ним: «Вы давайте-ка выходите наружу, а я останусь внутри этого дома. Здесь хватит и меня». Нукеры же и писарь ответили ему: «Никуда мы не пойдем. Умрем там, где суждено умереть тебе».
В связи с тем, что Хаджияв и его люди отказались выходить наружу, в двери, где до того была лишь дырка для ключа, просверлено было отверстие, через которое Деньга-Мухаммад, подошедший к двери, заглянул внутрь дома. Вычислив, благодаря этому отверстию, местонахождение наиба Хаджиява, он - бывший знаменосец [шариатского] войска - приложил пистолет к дырке для ключа и выстрелил. Пистолетная пуля попала тут в большей палец на руке Хаджиява, после чего наружу выскочили оба нукера и писарь Дибир Саситлинский с криком: «Это кто там выстрелил в наиба?» Что же касается Хаджиява, то он успел тогда снова запереть дверь дома и сделал это прежде, чем те трое оказались на улице. Тут Деньга-Мухаммад закричал: «Жарьте эту лису прямо там, внутри», - после чего дом и находившийся под ним сарай были заперты снаружи, а затем - разожжен огонь.
В разгар пожара, когда огонь и дым стали особенно сильными, Хаджияв выскочил незаметно через окно наружу и, побежав в ту сторону, где бы его не смогли увидеть люди, заскочил, в конце концов, в один из сараев. И надо же, внутри него он наткнулся на одного совсем молодого человека, который «опорожнялся», поставив рядом с собой ружье. Заметив этого человека, Хаджияв направил на него свой пистолет, в надежде, что тот, по молодости своей, сразу выйдет из сарая. Юноша этот, однако, схватил резким движением ружье, которое стояло рядом, поднял его и, выстрелив в грудь наибу Хаджияву, убил его прямо на месте. Этим юношей, а скорее даже мальчиком, был-де сильдинец Шарип, сын Хадиса. (12)
Бывший знаменосец Деньга-Мухаммад, бывший ункратлинский наиб Сагит-Мухаммад, а также их близкие люди и члены семей, домой к себе после тех событий не вернулись. Они говорили: «Отныне князь Чавчавадзе обязательно будет прилагать старания к тому, чтобы перебить нас. Поэтому мы пойдем сейчас в Тушетию (Туш), где есть у нас доверенные люди-кунаки (гьобол), которые непременно помогут нам». (13) Итак, названные сильдинцы, порешив идти в Тушетию, выступили из родных мест и превратились, таким образом, в беглецов-разбойников.
А что же сделал после всего этого князь Чавчавадзе, которому было и так тяжко переносить то, что много представителей его народа погибло в водах Алазани из-за действий Шамиля, и еще то, что сильдинцы перебили на горе Игадах отряд тушинцев? Он, будучи тут охвачен ненавистью, подал соответствующее прошение на имя царя и на основании его получил возможность набрать из Москвы солдат с тем, чтобы захватить Ункратль.
По этому прошению князя Чавчавадзе пришло в Ункратль самое меньшее пятнадцать тысяч солдат, а сверх того - подошли вместе с ними все [служилые] мужи Андийского Округа. (14) И вот эта масса принялась жечь селения Ункратля, изгоняя предварительно ункратлинцев из селений - будь-то мужчин или женщин, малышей или стариков. Скот изгоняемых они резали, причем уничтожали его тогда более чем жестоко. Особенно же сильные насилия применялись ими по отношению к сильдинцам.
В Сильди жил тогда царский (ник1алайил) офицер (аписар) по имени Ахмадхан. Так вот, не считая этого Ахмадхана и пятнадцати домов из числа его родственников, все остальные сильдинцы были изгнаны тут из своего селения. (15) Точно так же поступили с метрадинцами, хваршининцами и жителями Хушета - ни один человек из числа их не был оставлен дома.
Эти ункратлинцы, изгнанные из своих обителей - одни из них, волоча на спине еще ходить не могущих своих малых детей, другие таща за собой детей, которые уже ходят, - в конце концов, прибыли в Ботлих. Что же касается их скота, того, что не был порезан и съеден у них на глазах, то его увели в качестве добычи жители Андийского округа, которые участвовали в походе на Ункратль. (16)
Ункратлинцев, прибывших в Ботлих, увидел наиб Араш (ГIараш) Андийский, (17) который сказал тут князю Чавчавадзе: «Князь! Согласен, каратинского Хаджиява вероятно убили ункратлинцы, но в чем же вина конкретно этих людей! Почему их всех выселяют (висилят) из родных мест?» Князь Чавчавадзе ответил на это так: «Когда же, интересно, численность этих людей, [обреченных на верную смерть] сравняется с числом моих земляков, которых унесли когда-то воды Алазани?» Тут Араш сказал [про себя]: «Ах ты, цинандальский (цинандарисев) (18)ишак! Так вот почему ты уничтожаешь этих бедняг, поступая тут словно лиса, в зубы которой попал зайчонок!»
Всех тех ункратлинцев, которые были приведены тогда в Ботлих, доставили затем в Ставропольскую губернию (убласт), и причем пешим ходом, без каких-либо повозок и машин. Назад же, в родные места, не вернулся из числа их практически никто, разве что десять человек из ста ушедших. (19)
Князь Чавчавадзе тем временем издал быстренько приказ (пирказ) касательно Деньга-Мухаммада и его товарищей, адресованный тушинцам. Содержание этого приказа было следующее: «От нас бежали люди, убившие наиба. Если удастся задержать их на тушинской земле, то, схватив, доставьте ко мне. Если же, после за¬хвата, вы будете не в состоянии доставить их ко мне, то убейте».
Тут, выйдя в поисках Деньга-Мухаммада и его товарищей, по тревоге, объявленной [властями], жители тушинского селения Шенако (шанагусел) двинулись и дошли до самой горы Дагалда. Искали они их ещё и на той стороне Черойской (Жиру) реки. Наконец, эти тушинцы наткнулись на сильдинских беглецов, причем в таком месте, что сильдинцы, стоявшие внизу, не могли видеть их - тушинцев, а те их видели сверху.
Сидя там, тушинцы-шенакоевцы подумали и пришли к одному разумному выводу. Был же он таков: «Если сильдинцы узнают, что мы пришли для того, чтобы схватить их, то они будут оттуда, снизу, вредить нам. Поэтому давайте-ка мы подошлем к ним сначала кунаков, тех, у которых эти сильдинцы останавливались, когда приходили к нам в Тушетию для заключения мирного договора. Пусть сильдинцы думают, что эти кунаки пришли для оказания помощи им, и пусть те возьмут затем у сильдинцев их оружие. А вот уж как возьмут они у сильдинцев их оружие, то мы тут им покажем, что делают в такой ситуации».
Итак, шенакоевские тушинцы отправили тут к Деньга-Мухаммаду его кунака, с которым приходилось тому сиживать ранее у камина, а также ещё двух человек, которых знал этот Деньга-Мухаммад и которые, в свою очередь, знали его. Когда же названные лица, покружив, подошли втроем другой дорогой к сильдинцам, находившимся внизу, то Деньга-Мухаммад и его люди сильно обрадовались, ибо подумали, что те пришли к ним с добром. А эти трое сказали тут сильдинцам: «Вам больше ни о чем беспокоиться не надо. Мы возьмем сейчас [самое тяжелое] ваше оружие, а вы берите cвой скарб и ведите за собой своих домочадцев. К вечеру мы с вами, без особого труда, доберемся до горы Дагалда». И тут, надо же эти сильдинцы - и Деньга-Мухаммад, и Сагит-Мухаммад, - взяли и передали в распоряжение подошедших к ним тушинцев свое оружие. (20)
Стоило, однако, этим сильдинцам только лишь подняться и сделать несколько шагов, как из лесу выскочили тушинцы-шенакоевцы и, не взирая ни на что, начали бойню. Они-то и убили тогда бывшего знаменосца Деньга-Мухаммада, бывшего ункратлинского наиба Сагид-Мухаммада и всех мужчин, которые были там вместе с мим. В своем ожесточении эти шенакоевцы, избивая безоружных, дошли до того, что один из них нанес саблей глубокую рану даже женщине-матери, которая с криком: «Не убивай моего мальчика!», -прикрыла телом своего трех-четырехлетнего малыша.
Всего в том месте тушинцы убили тогда пятерых (?) сильдинцев мужского пола, невзирая малыш был то или старик. При этом тушинцы, словно бы не ограничиваясь совершённым убийством, еще и поотрубали всем им головы, а после того отрезали вдобавок руки у Деньга-Мухаммада и Сагид-Мухаммада, (21) и, связав руки женщинам-сильдинкам, заставили их тащить отрубленные головы назад [в Дагестан], причем не позволяя тащить на спине. В результате женщины-сильдинки вынуждены были перекинуть свои платки вперед, спустив их при этом ниже груди, завязать отрубленные головы в косынки и двигаться в сторону Ботлиха. Вот в таком-то виде их и привели тогда в Ботлих и поставили перед князем Чавчавадзе.
Чавчавадзе же, первым делом, крепко поблагодарил тут этих тушинцев за содеянное ими, дал каждому по десять рублей серебром и затем отправил их по домам. После этого князь Чавчавадзе занялся подготовкой людей, которые должны были бы доставить этих сильдинок в Ставрополь, но тут вмешались члены ботлихской общины, да и многие другие люди, которые испытывали чувство глубокой жалости к ним. Они-то и попросили князя, чтобы не отправлял он их туда, в Ставрополье, а послал бы их в какое-либо другое место. «Приняв» их просьбу, князь Чавчавадзе отправил тогда этих сильдинок в селение Гаквари, где они провели то ли пять, то ли шесть лет. Лишь после того смогли они, наконец, вернуться в родное Сильди.
(Из книги: Айтберов Т.М., Дадаев Ю.У., Омаров Х.А. Восстания дагестанцев и чеченцев в послешамилевскую эпоху и имамат 1877 года. Махачкала, 2001).
Примечание
1. Хаджияв был сыном Газиява Каратинского - влиятельного в горах сподвижника Шамиля. Как известно, Хаджияв находился в одно время в Калуге, вместе с пленым имамом, а с начала 60-х годов XIX в. он уже в Дагестане, на должности наиба Ункратля.
2. Столь тяжелое экономическое положение в Ункратле, имевшее место, согласно разбираемому аджамскому тексту, к рубежу 60-70-х годов XIX в. происходило, как можно думать, в значительной мере от разорений в ходе ункратлинских восстаний 1860-1862 гг.
3. Эта сумма (25 рублей) соответствовала подымному налогу, взимавшему с одного хозяйства за 25 лет.
4. Имперские спецслужбы располагали, как известно, информацией, что в 60-70-е оды XIX в. отдельные государственные служащие дагестанского и чеченского происхождения создавали исподволь напряженную ситуацию в Дагестане и Чечне, имея конечной целью при этом воссоздание имамата. Вполне вероятно, что такой же, по форме своей - антироссийской, деятельностью занимался и Хаджияв Каратинский, человек бывший ранее в окружении имама Шамиля.
5. В Аварском округе, чьим центром являлся Хунзах, распоряжался в 1871 г. Александр Давыдович Накашидзе.
6. Такое решение вопроса соответствует шариату: за убийство нескольких лиц, на виновного в этом налагается один кисас ("кровная месть"), как и за убийство одного человека.
7. Отметим, что в русских источниках имеются указания на то, что имперские власти производили в 60-е годы "изъятия" земель и в том числе горных пастбищ у ункратлинцев. и раздачу их позднее различным местным чиновникам.
8. Это те люди, чьи права на наследство, поступающие со стороны покойного, предусмотрены Кораном: отец покойного, сын, внук, брат. Естественно, что эта категория, в случае нужды, должна была принимать самое активное участие в исполнении акта кровной мести.
9. В глазах дагестанцев это была, как известно, одна из самых серьезных клятв.
10. Следует отметить, что согласно русским архивным документам, началось ункратлинское восстание 1871 г. в сел. Хушет, где была сделана попытка взыскать государственные подати, а лидером (его тексты именуют имамом, но думается, что это просто выдумка властей, сделанная, в очередной раз, с целью обесценить в глазах кавказцев значимость титула "имам") его был Мухаммад из Хушета, именуемый "Бецулил Магома", которого признавал в этом качестве и Деньга-Мхаммад Сильдинский. Русские материалы подтверждают участие в ункратлинском воссстании 1871 г., наряду с сильдинцами, жителей селений Метрада, Хваршины и Хушет, а ткже говорят, что "оно вспыхнуло совершенно неожидано" для царских властей, т.е. "тайна", о которой говорит разбираемый текст, была действительно соблюдена борцами с имперским режимом, причем на высоком уровне.
11. Он - Исал Дибир - упоминается в русских источниках XIX в. Был в 1871 г. прапорщиком и за "правильную" позицию, занятую в 1871 г., он и подпоручик Талхат - сын Загалава (Хваршинского-?) получили земли на территории Ункратля. В конце 70-начале 80-х годов XIX в. этот Дибир являлся уже наибом-сначала в Ункратле, а позднее в Чамалале.
12. Р.М. Магомедов пишет, что после убийства Хаджиява Каратинского восставшие ункратлинцы направились из сел.Хваршины в Саситль, где они окружили дом Дибира - сына Исы, в котором тот засел тогда вместе с членами своей семьи, нукерами и старшинами. Дибиру было предложено тут вступить в ряды участников "газавата", на что ответом был выстрел. После этого между обеими сторонами возникла перестрелка, в ходе которой Дибир получил рану. По материалам же, которые находились в распоряжении М.М. Гасанова, вероятно, русским по своему происхождению, во 2-ой половине октября 1871 г. капитан Хаджияв Каратиснкий - наиб Ункратля и его люди были окружены в сел. Хварши восставшими, среди которых заметную роль играли сильдинцы во главе с Деньга-Мухаммадом; затем была подожжена сакля, где сидели тогда Хаджияв и Дибир Саситлинский - сын Исы; выбежавший наружу наиб Хаджияв был тут убит противниками царского режима, а Дибир - тяжело ранен.
13. Согласно русским архивным материалам, после убийства наиба Хаджиява воставшие ункратлинцы двинулись разными путями в направлении Ботлиха. Именно в это время, кстати, ункратлинское восстание 1871 г. достигло своего апогея.
14. Генерал-лейтенанту Герхману было предписано сверху, в октябре 1871 г. направить в Ботлих, для противостояния ункратлинцам пехоту и один взвод горных орудий, при том, что Максуд Алиханов (известный впоследствии как "Аварский") уже вышел из Ботлиха и двинулся вверх по течению Койсу во главе отряда, сосстоявшего из местных жителей, в количестве примерно 250 человек. Находившемуся же тогда в отпуске генерал-майору Н.З. Чавчавадзе, лицу ответственному за положение в Западном Дагестане, было приказано немедленно вернуться в Ботлих. М.М. Гасанов, следует отметить, пишет, что для подавления ункратлинского восстания 1871 г. из Ботлиха выступили конкретно два батальона пехоты и один взвод горных орудий, но одновременно были привлечены к делу следующие наибы с их милицейскими отрядами: дидойский, хунзахский, койсубулинский, цунта-ахвахский и батлухский.
15. Русские документы знают его как прапорщика Ахмадхаана - сына Гази и отмечают при этом, что 14 принадлежащих ему домов населенных по-видимому, родичами и клиентами, не были затронуты во время разгрома войсками селения Сильди в 1871 г. Во время воссстания 1877 г. этот Ахмадхан отказался служить царизму с оружием в руках и, таким образом, подавлять своих земляков-дагестанцев.
16. К названному в источнике погрому имперская администрация приступила вскоре после 15-го ноября 1871 г., когда были уже взяты под арест 1500 ункратлинцев, прежде всего метрадинцев, сильдинцев, хваршининцев и хушетцев, о чем генерал-лейтенант Мирский сообщил военному министру России; населеные пункты Ункратля подверглись тогда в большинстве своем разрушеню.
17. Во 2-ой половине 70-х гг. XIX в. андийским участковым наибом был гирей-Араш Шамхалов-Андийский.
18. Цинондали - владение князей Чавчавадзе; в 1854 г. бло захвачено и обчищено воинами Шамиля.
19. Генерал Л.И. Меликов, будущий член Госсовета Империи, стоял на той позиции, что ункратлинских мятежников, ведомых в 1871 г. под арестом в Темир-Хан-Шуру, следует депортировать оттуда на территории со сплошным русским населением, о чем друой генерал - Мирский сообщил тогда же военному министру. Понятно, что Меликов планировал здесь уничтожение ункратлинцев, как части аварского народа, через их ассимиляцию, действуя здесь, возможно из чувства мести за то, что муусльмане Турции и Ирана делали в прошлом по отношению к его единплеменникам-армянам. По сообщению А.Камилова, сильдинцам пришлось как-то встретить на территории Ставропольского края русского челоека, которй помнил, что его предки были аварцами из сел. Сильди.
20. Институт "куначества" играл весьма значительную роль в жизни кавказцев, особенно горцев. Получить статус "кунака" какого-либо влиятельного человека было совсем не просто, ибо результатом тут становилось прежде всего большое ввзаимное доверие в делах разного рода. Отсюда же вытекает в свою очередь то, что доверие к тушинцам-шенакоевцам, которое проявили в 1871 г. такие незаурядные личности как Деньга-Мухаммад и Сагит-Мухаммад, проистекало не только из факта их тяжелого положения, но и из привычки к действенности института куначества.
21. Многие племена и народы Кавказа XVIII-XIX вв., и русские военые, служившие там, практиковали, как известно, отсечение голов своих противников, убитых в бою, делая это, видимо, по примеру воинов империй Востока. Конкретно же для жителей горной части Кахетии характерно было в прошлом, вдобавок, еще и отсечение кистей рук у своих убитых в бою противников и сохранение их в высушенном виде на специальных крюках, которые вбивали в стены домов с внешней стороны.
Источник: www.gazavat.ru
